Из Шотландии я вернулась вполне счастливой. Когда я была в самолете, от Джона пришло смс: «I’ll always be here for you/ Я всегда буду здесь для тебя» (перевод дословный и нисколько не передает глубину и смысл). Оно означало, что странные «мы» остаемся, а счета за телефон вырастут.
Постепенно к утренним письмам прибавились переписки в скайпе. Мне нравилось знать, что у меня есть мужчина и при этом я полностью свободна от формальностей. А Джон… Если честно, я вообще не понимала, что он во мне нашел, и зачем возглавил эту авантюру. Но оглядываясь назад, я вижу, что ему удалось невозможное. Несмотря ни на что, наше общение развернулось в «5D формате». Мы смотрели, слушали, пробовали вкус и вдыхали запах, постоянно наполняли друг друга сенсорикой. Немногие отношения могут этим похвастаться, даже без расстояния.
Мое утро начиналось с сообщения: «не проспи свой ароматный кофе». И я привыкла ставить будильник на полчаса раньше. А вечером я напоминала Джону про шарф. Он за двоих любовался закатом, а делать это в Брайтоне можно только в лыжном костюме. В любое время года.
Неожиданно для себя, я увлеклась ароматерапией и кидала Джону детальные описания своих блендов (смесей масел), а он в ответ присылал «фу-у-у-у, сандал» или «ммм, можжевельник».
– Если бы я выбирал для тебя парфюм, то это был бы только Painter от Genyum, - написал он как-то днём. – Еще не хватало, чтобы ты за меня что-то решал, - ответила я. И, естественно, метнулась после работы в парфюмерный.
Я никогда не разбиралась в ароматах. Есть всего два, которые что-то значат, и Painter - один из них. Нотки вечно цветущей весны в пряном шлейфе можжевельника… Весны, где сквозь географию мы держались друг за друга, шагая навстречу шторму.
Шторм же грянул там, где его меньше всего ждали.
В июне в международном образовании всегда был «сезон», работа вытекала за рамки рабочего времени и часто захватывала выходные. Я проводила в офисе по 12 часов, выживая на кофеине. А все выходные болталась на телефоне, разгребая проблемы улетавших на обучение студентов. Дни наполнялись сурками, а к вечеру мне хотелось только одного – избавиться от людей.
Я реже писала Джону, иногда забывала читать его письма, а он не мог понять, почему в России принято работать по ночам. Слова «надо» и «так получается» не умещались в его сознании.
В одно субботнее утро я обнаружила в почте короткое сообщение: «Я чувствую, что теряю тебя». Не успев ответить, я повисла на телефоне с водителем, который потерял моего студента в аэропорту. Затем были родители девочки, не готовой к шаббату в семье «коренных англичан». Потом кто-то из мальчиков разбил окно и подрался с соседом. А вечер плавно перетек в ночь за поиском нового общежития для девушки с фобией азиатского квартала.
Я проснулась в руках с телефоном, где уже красовалось «Ты мне даже не ответишь?». Я честно пыталась объяснить, что прописалась в дурдоме. Но недостаток сна и передозировка кофеина дополнили письмо агрессивным флёром. Так началась тёмная ночь перед рассветом…
Наше общение плавно превратилось в непрекращающийся кризис. Когда я долго не отвечала на письма, Джон тонул в своих фантазиях, проживая параллельную реальность в самых черных тонах. Я же, не успевая выныривать из рабочего стресса, злилась, что мне постоянно нужно за что-то оправдываться. Редкие переписки в скайпе были полны уколов и поломанных копий. Джон ревновал, а я провоцировала, надеясь, что страх расставания усмирит его маниакальное воображение.
Каждый день я начинала с мысли всё бросить, потому что нет сил поддерживать это изматывающее безумие. Но когда Джон молчал, я чувствовала опустошающую тоску, и весь день проводила в анабиозе. От постоянной интоксикации эмоциями, я заподозрила у себя биполярку и даже один раз сходила к психологу. Но убедившись, что он понимает еще меньше меня, от повторной встречи отказалась.
Это было очень странное лето 2006 года. Его главным словом стала «безысходность». В какой-то момент мне показалось, что я перестала испытывать чувства. Не к Джону, а в принципе. Перестала реагировать на происходящее, не расстраивалась, не радовалась, не злилась... и получала странное удовольствие, натягивая рабочую улыбку на лицо. Как будто овладела профессиональной маскировкой, за которой удобно прятаться от себя.
Как-то после очередной ссоры Джон предположил, что тот вечер в Шотландии был прощанием, и что у меня просто не хватило смелости облачить это в слова. Я помню, как поймала противное чувство в животе, напоминающее вакуум, чёрную дыру, из которой струится отчаяние. У меня закружилась голова и быстро потемнело в глазах. Никогда еще я не испытывала такую мощную соматику. Я была просто раздавлена. Встреча в Шотландии была невероятной. Один из тех светлых моментов «нас», которые не забываются (как видно, до сих пор).
Метаясь между обидой и злостью, я написала огромное письмо. Мне хотелось сделать ему больно каждым словом, чтобы он, наконец, что-то понял. Чтобы знал, что несмотря на весну и солнечное лето, я проводила вечера дома, рассматривая фото его закатов, игнорируя друзей и развлечения, положенные в моем возрасте. Знал, с каким теплом я говорила о нем с коллегами, как была уверена, что все по-настоящему. Понял, как трудно удерживать связь, получая в ответ упреки, подозрения, сомнения и море вопросов.
Я писала несколько часов, а когда буквы кончились и слёзы высохли, я удалила черновик. И написала только одну строчку:
– Дорогой Джон, я больше не понимаю, кто мы.
Я знала, что начав письмо со слов «дорогой Джон», разобью ему сердце. Он подарил мне книгу с надеждой на новую встречу. Через нее он сказал больше, чем могло себе позволить его эго. Он сделал неуверенный шаг навстречу, ожидая протянутую руку.
Я понимала, что этой строкой перечеркну все, что нас связывало, подтверждая его сомнения. Слова всегда были моим самым сильным инструментом, даром и проклятьем осознанного выбора. "Я не хотела" никогда не было правдой. Я умею точно выражать чувства и мастерски причинять боль.
Наша история совсем скоро завершится последней главой. А в этом эпизоде мне хотелось показать, как может на практике развернуться полярность 36/6 в коллективных узлах (лето 2006 года). Поглощающий эмоциональный кризис без возможности выхода, туннельное зрение своего переживания и острый затяжной конфликт как проекция страха и боли.
Сейчас мы снова находимся в этой полярности (с января по июнь 2025 года + весь декабрь 2025 года), поэтому вокруг висит напряжение, несмотря на уход Солнца из эмоциональных транзитов. Многие сейчас находятся в состоянии «выжженной пустыни», анабиоза чувств и восприятия. Помните, что вы в порядке, это защитный механизм нашего тела - отключить глубокую восприимчивость, чтобы дать время стабилизироваться. Не спешите что-то решать, не ставьте диагнозы и не давите активностью.
За темной ночью приходит весна. Вечно цветущая, с пряным шлейфом можжевельника.